Быстро охладевший к уважительно-фамильярному званию «опер», Берестов наметил было конфликт с Железовским, зная, что тот к смене амплуа подчиненного относится резко отрицательно, — надоело постоянно выслушивать одергивания Умника типа: «Оперу-прима от опер-секунды — нецелесообразно этот вопрос решать лично», как вдруг одно за другим начались странные и страшные события, потребовавшие пересмотра всей доктрины «защиты от выстрела», и Ратибор хотя и с трудом, но все же настоял на личном участии в расследовании происшествий.
Во вторник девятого августа физик, эксперт Управления аварийно-спасательной службы Гордей Вакула был обнаружен мертвым в лаборатории Института внеземных Культур, где он с коллегами занимался исследованием зондов и других материальных объектов, попавших в зону Большого Выстрела.
Ратибору не удалось прибыть на место происшествия в числе первых, он был в этот момент далеко от Земли, в зоне, где началось строительство Т-конуса, но вернувшись из рейда, первым делом посетил морг Управления, где находилось тело Вакулы.
Врачи, обследовавшие физика, растерянно развели руками, констатировав «смерть от остановки сердца», но добавить к диагнозу ничего не могли. На теле Вакулы не было обнаружено ни одной царапины, ни одного ушиба или травмы, в том числе и внутренней, не страдал он и ни одной из скрытых форм болезней, так что «презумпция естественной смерти» отпадала, хотя и насильственная не была определена достоверно. Бывший спортсмен, мастер спорта по пятиборью, обладал великолепным здоровьем, ни на что не жаловался, не знал, что такое недомогание, но в ночь с девятого на десятое августа, отпустив сотрудников, сел за стол, превратил его в терминал инка и… умер.
— В принципе, убить человека, не оставив никаких следов, можно, — сказал медэксперт Управления, сопровождавший Ратибора. — Хотя, как говорил философ, что такое смерть, не знают даже мертвые.
— Как? — угрюмо полюбопытствовал Ратибор, пропустив мимо ушей вторую часть фразы. Эксперт его понял:
— Двумя способами. Первый — с помощью гипнодозатора, преодолев порог инстинкта самосохранения, второй — с помощью генератора «пси-хаоса», излучающего в широком диапазоне пси-спектра и создающего так называемые «шумовые наводки в нервных узлах». Аппаратура такого типа, кстати, используется в клиниках для лечения нервных и психических расстройств. Измени слегка параметры прибора — и готово оружие. Но мне… — эксперт помялся, — быть категоричным не хотелось бы. Мы успели провести сканирование мозга умершего и… не нашли никаких следов гипноатаки. ЕСЛИ Гордея убили, то неизвестным мне способом, хотя я и не верю в убийство. Но и его «естественная смерть» — тоже немалая загадка.
Ратибор кивнул, постоял у тела физика, ничуть не напоминавшее в данный момент тело спортсмена, каким он его видел неделю назад, и молча вышел из помещения.
— Будем работать, — виновато сказал ему в спину медэксперт.
Из Управления Ратибор направился в Институт внеземных Культур, расположившийся в живописной местности на берегу Оки под Рузанью, и осмотрел лабораторию ксенологических проблем, здание которой с виду представляло собой «наглядное изображение» атомной решетки алмаза, на много порядков превышающее по размерам прототип; одиннадцать одинаковых двенадцатиметровых линз соединялись прозрачными стволами лифтов и прочих коммуникаций в красивую ажурную конструкцию. Главный компьютер лаборатории находился в центральной «линзе» комплекса, но помочь ничем не мог: никаких следов, могущих приоткрыть завесу зловещей тайны, ни розыскники, ни следователи Управления не нашли.
Когда Ратибор вошел в операционный зал, разделенный светящимися перламутром стенами на отдельные блоки, он увидел лишь выглядывавшие из-за спинок кресел головы сотрудников лаборатории и специалистов других институтов, которые работали с компьютером за своими столами: на головах эмканы, над столами — развернутые виомы, на столах — около десятка «усов с орехами» — разного рода оконечных устройств связи, записи и обработки данных.
Побродив по залу, Ратибор наугад задал курс лифту, и прозрачная капсула доставила его к складу: вдоль кольцевого коридора с подвеской магнитного транспортера располагались вакуум-камеры с зондами, датчиками, машинами и другими предметами, побывавшими в стволе Большого Выстрела, до которых у исследователей не дошли руки.
В первых, самых больших камерах, располагались бывшие машины и транспортные средства: маяк границы, шлюп грифа погранслужбы Честмира Тршеблицкого, куттер, два вакуумплотных галеона, и машины поменьше — неф, пинассы, одноместные манипуляторы. Ратибор остановился возле бокса с куттером: если бы не вспыхнувшая в толще прозрачной стены надпись — узнать машину было бы невозможно. Некогда красивая, эстетически совершенная, стремительных обводов тройная «капля» превратилась в сморщенный, уродливый, покрытый белесыми наплывами «гриб-трутовик», верхний горб которого плавно переходил в изогнутые «оленьи рога».
Второй куттер походил больше на гриб-сморчок с ножкой, которая тоже постепенно превращалась в «рога». Один галеон трансформировался в неприятного вида стеклянисто-зеленую опухоль, переходящую в шишку «кактуса», другой — в «морковину», но вмсто пучка зелени из торца «морковки» вырастал пучок «колючек».
Бегло осмотрев остальные аппараты, Ратибор вернулся к машине Тршеблицкого и задумчиво склонил голову набок: он не ошибся — формы всех превращений имели разительное сходство, канал Большого Выстрела «вывернул» их, изменив не только изначальную форму, но и свойства, материалы, функциональные особенности, превратил в необычного вида антенны, исполненные скрытой от взора эстетики и гармонии. А еще они здорово напоминали Ратибору корабли чужан.
Поразмышляв над своими сравнениями, Ратибор больше по привычке, чем из необходимости, зафиксировал их в памяти, и дал задание Умнику найти Железовского.
«Роденовский мыслитель» к удивлению Берестова отыскался тут же в Институте, у ксенопсихологов, лаборатория которых-куб с вогнутыми гранями-располагалась в березовой роще, неподалеку от «алмазной решетки» лаборатории ксенологов.
— Зайди в седьмой модуль, — сказал он, когда Умник соединил каналы связи.
В седьмом кабинете Ратибора ждали трое: хозяин лаборатории доктор ксенопсихологии Анатолий Савич, молодой сотрудник Института Джеффри Губерт и Железовский, застывший грудой мышц в глубоком кресле. Савич, тоже еще очень молодой, белобрысый, с румянцем во всю щеку, усадил гостя напротив, превратил помещение в тенистый пятачок над речным обрывом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});